Чем выше цель - тем круче паденье
Пришёл май, а это значит, что я уже сижу на крыльце, лакая некрепкий эрл грей из вместительной чашки прозрачного стекла. Солнечные лучи стягивают со спины куртку, а с лап – шерстяные носки, и вместо утеплённых калош подставляют зелёные открытые шлёпки.
Много работы в саду. В принципе – как и каждый год. Сгрести прошлогоднюю листву, убрать скисшие яблоки, подровнять ветви, почистить пруд, сжечь садовый мусор на костре.
Птицы заливаются, а весь участок заполнил душный дым. То тлеет огромная куча влажной листвы на заднем дворе.
А мы все уже перебрались сюда, в Белоостров. С котами и собакой. Тюша чувствует себя заметно лучше: он даже забирается на верхний ярус моей кровати. И бегает по саду. Фела и Мэгги спят в доме, а Паша с Дымой бродят на улице. Сегодня мама сообщила, что Дыма морально выросла, поскольку теперь она спокойно спит на диванчике вместе с Мэгги. А ведь в прошлых годах она сторонилась крыльца и дома, а милая маленькая Мэгги в глазах Дымы выглядела сущим дьяволом. И вела себя так же: не давала покоя серой кошечке, гоняла от миски и жестоко избивала. А теперь - глядите-ка! – спят рядышком.
Гусара вчера мы хотели вести к грумеру, чтобы вычесать свалявшуюся шерсть и вообще привести собаку в порядок. Но сильный ночной кашель насторожил маму, и вместо грумера мы повели пса к ветеринару. Там, послушав сердце и выявив шум, врачиха сказала, что у Гусика порок сердца. Завтра мы идёт к кардиологу, чтобы уточнить диагноз, провести диагностику и получить информацию о лечении.
Я и по посёлку успела уже прогуляться. Обойти территорию, посмотреть, что изменилось. Ежегодный ритуал. А изменение всё же было. Огромное. Печальное. Не буду ходить вокруг да около, а скажу прямо: снесли заброшку. Мою фаворитную заброшку. Сравняли с землёй. Теперь там ровное голое место, и даже горелые обломки плотно втоптаны в землю. Я стояла и смотрела на это, и сердце моё болезненно сжималось, и чувство было сродни тому опустошающему чувству, когда теряешь близкого друга. Только слабее в разы, конечно. Но всё же. Ещё одно милое сердцу местечко перестало существовать. Оно осталось лишь в памяти и на фотографиях. О да, я бесконечно рада, что однажды осознала, что всё, что значит для тебя хоть что-то, должно быть непременно запечатлено на фотоаппарат. Иначе пропадёт, а ты и не вспомнишь через полвека, каким оно было, что из себя представляло. Я такого не допущу. И вот, дом снесён, его больше не существует, но я сделала много фотографий: и снаружи, и внутри. И теперь моя память уже не сыграет со мной злую шутку. Хотя на душе всё равно тяжело, и верится с трудом, что голубой заброшки с перекошенным крыльцом больше нет.
Дом, который стоял с ней по соседству точно так же снесли. Тот жёлтый внушительный дом тоже был заброшен, и мы лазали в его подвал прошлым летом. А в детстве я помню, как ходила туда в гости к какому-то приятелю.
К счастью, и этот дом мне удалось заснять. Но не так хорошо, как голубой.
Много работы в саду. В принципе – как и каждый год. Сгрести прошлогоднюю листву, убрать скисшие яблоки, подровнять ветви, почистить пруд, сжечь садовый мусор на костре.
Птицы заливаются, а весь участок заполнил душный дым. То тлеет огромная куча влажной листвы на заднем дворе.
А мы все уже перебрались сюда, в Белоостров. С котами и собакой. Тюша чувствует себя заметно лучше: он даже забирается на верхний ярус моей кровати. И бегает по саду. Фела и Мэгги спят в доме, а Паша с Дымой бродят на улице. Сегодня мама сообщила, что Дыма морально выросла, поскольку теперь она спокойно спит на диванчике вместе с Мэгги. А ведь в прошлых годах она сторонилась крыльца и дома, а милая маленькая Мэгги в глазах Дымы выглядела сущим дьяволом. И вела себя так же: не давала покоя серой кошечке, гоняла от миски и жестоко избивала. А теперь - глядите-ка! – спят рядышком.
Гусара вчера мы хотели вести к грумеру, чтобы вычесать свалявшуюся шерсть и вообще привести собаку в порядок. Но сильный ночной кашель насторожил маму, и вместо грумера мы повели пса к ветеринару. Там, послушав сердце и выявив шум, врачиха сказала, что у Гусика порок сердца. Завтра мы идёт к кардиологу, чтобы уточнить диагноз, провести диагностику и получить информацию о лечении.
Я и по посёлку успела уже прогуляться. Обойти территорию, посмотреть, что изменилось. Ежегодный ритуал. А изменение всё же было. Огромное. Печальное. Не буду ходить вокруг да около, а скажу прямо: снесли заброшку. Мою фаворитную заброшку. Сравняли с землёй. Теперь там ровное голое место, и даже горелые обломки плотно втоптаны в землю. Я стояла и смотрела на это, и сердце моё болезненно сжималось, и чувство было сродни тому опустошающему чувству, когда теряешь близкого друга. Только слабее в разы, конечно. Но всё же. Ещё одно милое сердцу местечко перестало существовать. Оно осталось лишь в памяти и на фотографиях. О да, я бесконечно рада, что однажды осознала, что всё, что значит для тебя хоть что-то, должно быть непременно запечатлено на фотоаппарат. Иначе пропадёт, а ты и не вспомнишь через полвека, каким оно было, что из себя представляло. Я такого не допущу. И вот, дом снесён, его больше не существует, но я сделала много фотографий: и снаружи, и внутри. И теперь моя память уже не сыграет со мной злую шутку. Хотя на душе всё равно тяжело, и верится с трудом, что голубой заброшки с перекошенным крыльцом больше нет.
Дом, который стоял с ней по соседству точно так же снесли. Тот жёлтый внушительный дом тоже был заброшен, и мы лазали в его подвал прошлым летом. А в детстве я помню, как ходила туда в гости к какому-то приятелю.
К счастью, и этот дом мне удалось заснять. Но не так хорошо, как голубой.